Поговорили с художницей-резиденткой маркетплейса BIZAR Викторией Бис про живопись, судьбоносные встречи, восхищение Марлен Дюма и блогерство как инструмент художника.
— Вика, я прочитала в одном из твоих интервью историю про то, как мама умершего художника отдала тебе кучу свежих холстов. Звучит, как начало сценария для «Бархатной бензопилы».
— Да, так оно и было.
— Чем для тебя стало это событие?
— Я до сих пор вспоминаю эту историю. Потому что когда я училась в школе, у нас много девчонок поступали в серьезные вузы типа МАРХИ, Академии Сурикова, Строгановки. Я тогда училась в художественной школе. Плотно готовилась. Ездила три года в Москву на курсы. Даже работала в палатке овощей и фруктов чтобы оплатить себе черчение, рисунок, живопись. И в итоге я плохо сдала ЕГЭ и экзамен по архитектуре. Какие-то я всё-таки хорошо сдала, но не поступила. У нас в Суриковском было 20 бюджетных мест, а я была 21-ой.
И вот эта история. Выхожу с вокзала (в г. Электросталь). Звоню маме, плачу, говорю, что всё, жить не хочу. 18 лет — юношеский максимализм. Живописью я интересовалась раньше, но мне казалось, что академический рисунок я люблю больше. Может быть, конечно, я себе это выдумала. Потому что все поступали на архитектуру и я тоже, как и все. А живопись для меня была такой вкусной, больше отдушиной, совсем не математикой. И я шла к художественной школе, рассказать про свой крах, и встретила женщину, которая просто гуляла. Она подошла ко мне и спросила, не художница ли я, я ответила, что уже нет. И она предложила отдать мне холсты из мастерской своего сына. Он был художник даже вроде в Союзе Художников состоял. Он умер и в квартире-мастерской осталось много его холстов, а квартиру она хотела продавать. Я тогда думаю: холсты. Зачем они мне нужны?
— И ты поехала забирать?
— Да, с другом. Я думала, что там холстов пять и прикольно будет просто попробовать. А потом, захожу в мастерскую эту и вижу — там все завалено холстами, подрамниками и думаю: «Вау!». И там еще подрамники причем не такие, которое можно сейчас заказать в России, а толстенные, собранные еще шурупами. Такие добротные! И у меня это вызвало такой восторг. Я потом очень долго боялась к ним притрагиваться, боялась, что испорчу. И потом я помню первое сентября — все едут в институт. Уже прошло лето. Я первый раз ездила в Петербург. Возвращаюсь и по дороге делаю первый эскиз. Думаю, ну попробую, хочется историю рассказать, достойную этого холста. Наверное, у такого подрамника, такого холста должна быть какая-то важная история! Я помню, у меня были краски, три тюбика: желтый, красный, синий. И я начинаю смешивать, масло подсолнечное, все такое, и начала писать первую работу. Полгода сидела, малевала эту работу, и поняла, что мне это так нравится, это так вкусно, это совсем другой материал. Не графика, не карандаш, не пастель — что-то другое. Это масло меня как-будто засосало. И вот так наверное и началась первая история. Мне кажется, если бы она (мать художника) в тот день не отдала мне эти холсты, когда 18 лет, все провалилось, все поступили, а я нет, все плохо, я бы никогда не связала свою жизнь с живописью. Потому что, это было новое дыхание абсолютно. Я поняла, что архитектура — вообще не моё. Мне нравится делать конкретно это, писать маслом. У меня, к сожалению, не было школы, где мне живописи учили, но я старалась, смотрела видео на ютюбе. В мастерской сейчас стоят два этих холста и по сей день вдохновляют меня. А всего было где-то тридцать и еще много подрамников и очень много холстовой ткани.
— То есть ты очень много писала именно на этих холстах?
— Нет, они быстро закончились, еще в 2018 году. И я тогда еще поверхностно рисовала и не всегда получалось. Даже несколько раз перекрывала, то что получалось и начинала заново. И могла так делать раз за разом.
— А что ты делала, когда они закончились?
— О, я тогда поняла, что не знаю откуда холсты брать и мне мама какое-то время помогала их натягивать, а потом я уже начала покупать. Последние два холста из той истории я оставила, как артефакт, и вот две работы сейчас на них написала.
— Да, любишь рисовать, люби и холсты натягивать. Всем срочно захотелось посмотреть какую-нибудь твою работу на этом холсте. Мы как раз затронули тему стиля твоих работ. Они по атмосфере, мне кажется, похожи на живопись Френсиса Бэкона. Он, я знаю, любил эксперименты. Рисовал портреты в движении, много работал с теорией цвета. Расскажи, что исследуешь в живописи ты?
— Ох, всегда приятно трогать великих! Да, я, кстати, часто слышу это сравнение. Наверное, действительно что-то есть, какой-то отголосок. Изначально это было исследование телесности. Имея небольшой академический бэкграунд мне нравилось простраивать головы, тела. А потом я поняла, что мне это не нравится тоже. Поняла, что рисовать живописный академизм я не умею, да мне это и не нужно. И мне стало интересно изучать эту телесность со своего ракурса. Я поняла, что поскольку мне нравится живопись, значит она должна приносить мне удовольствие, но простраивать и выписывать мне не нравится. И я начала искать свою поломанность. Я даже порой напишу какой-то силуэт и думаю — откуда у меня это? А это оказывается какой-то разговор моих чувств в этот период. Страха, тревоги. И я как будто разговариваю в этих силуэтах с собой. Я долго пробовала и просто пыталась какие-то сюжеты писать, делать наброски, мысли свои передавать. А потом поняла, что мне нравится просто писать. У меня в голове есть картинка и я думаю, с чем я могу ее связать. Связываю, развиваю. Вот сейчас делаю диджтал эскизы, потом уже переношу на физическую работу. И я вижу это и думаю: блин, мне нравится, значит так и должно быть. Я стала меньше добавлять смысла в эти картины, чем раньше, мне стало больше нравится работать над визуализацией. Да, конечно, можно взять работы и дать им современные классные минималистичные названия очень яркие, и дать им смысл, объяснить это как энергия-энергий. Но я к сожалению их дать не могу. Я пишу, когда что-то чувствую. Например, когда тревога, любовь или детское воспоминание приходят. У меня есть одна из работ Fear (пер. с англ. Страх). Там нарисована женщина с ребенком. Я посвятила работу своей маме. У меня был страх перед мамой в детстве, и вот она такая (изображена на работе) «молчи, молчи». И я какие-то воспоминания из детства беру. Чувства, которые переполняют в этот момент.
— А про стилистику? Как она появляется?
— Что касается стилистики, думаю, это насмотренность. Сейчас вспоминаю, поехала когда в Германию в Берлин, поняла, что искусство-то совсем другое. И начала там смотреть. Помню, купила книгу Марлен Дюма. Листала, взахлёб. Не зная английский переводила эти страницы. Была в каком-то полном восторге. К Бэкону у меня любовь немного меньше, а вот от Марлен Дюма сходила с ума. И где-то там, где-то сям, я даже этого не скрываю, мне хочется, я пытаюсь не повторить, а передать. Мне нравится цветовая гамма, силуэты. И я понимаю, что тоже их чувствую. И из этого создается полная картинка.
— Я посмотрела твой соцсети и заметила, что ты имеешь достаточно большую аудиторию. Расскажи, как соцсети помогают или мешают? Или это две параллельные истории тебя как художницы, тебя как блогерки? Что ты думаешь по этому поводу?
— Честно, сейчас, на данном этапе я понимаю, что мне порой это мешает. Объясню почему. Вести соцсети начала активно может два года назад. И ни для кого не секрет, что людям интересно как выглядит художник, и часто не столь интересна его работа. И понятно, что есть большая аудитория подписчиков, которой прикольно просто следить за художником как за образом. Типа классная девчонка, симпатичная, еще картинки какие-то калякает. И вот эта история меня очень сильно обижает. Но возможно, я сама ее создала, раз она есть — есть те, кому интересно смотреть на объект: девушку, которая пишет картины. Но с другой стороны, это помогло аудиторию привлечь. Потому что когда я начала больше показывать картин и меньше себя, аудитория стала меняться. Стала расти аудитория галеристов, появились предложения о выставках, интерес к искусству. Я поняла, что этот баланс должен обязательно быть. То есть в первую очередь ты художник, а потом уже ты можешь быть блоггером. И к сожалению, если этот баланс нарушен — это будет другая аудитория. И сейчас я стараюсь работать над тем, чтобы образ девчонки куда-то уходил.
— Мне кажется, эта история про профессионализм в том числе. Не всегда широкой аудитории понятно насколько сложно и круто то, что ты делаешь, и это может понять только ценитель. В этом плане твои соцсети — это полезный инструмент для того, чтобы рассказывать аудитории про современное искусство и про живопись.
— Да, конечно, и, наверное, это все таки еще одна возможность заявить о себе.